Войтоловский о Крыленко

---

Войтоловский Л.Н. Большевики у власти. I. 26-го октября. // Киевская Мысль. К., 1917. №284, 18.11 (01.12), с. 1-2.

---

   Проснулся я поздно и сразу почувствовал себя во власти тупого бездействия. На ногах точно тяжелые цепи. Не хочется ни двигаться, ни грустить, ни думать. С этим тяжелым чувством апатии я выхожу на улицу.
   На улицах людно. У воззваний революционного комитета небольшие кучки солдат, стариков и женщин. Мне хочется уяснить себе выражение этих лиц, таких безучастных и вялых, и почему-то мне кажется, что у каждого на душе также невыносимо тоскливо и тягостно, как у меня. И так же сиротливо и холодно. Кажется, что люди изнемогают от мертвящего холода в груди и не чувствуют психической надобности друг в друге.
   Лица, еще вчера считавшие себя призванными для трибуны и форума, сейчас угрюмо молчат. Как будто дело идет о событиях, разыгрывающихся в далеких краях, и кругом лишь немые зрители, без действующих лиц.
   Одно чувство выплывает над всем, чувство гнетущей, мучительной подавленности. Точно настали дни безжизненной пустоты и тупой, пассивной бездеятельности. Точно не в Петрограде мы, не в столице, а сосланы надолго, навеки в немой, заброшенный городишко.
   Временами мне кажется, что весь Петроград затаил на минуту дыхание и находится на границе двух страшных безумий: накануне паники или накануне братоубийственной свалки. Это пугливое безумие все растет и подымает со дна души всякую нечистую дрянь. По городу ползут гадкие, тяжелые слухи. Разсказывают о зверских насилиях, которым подверглись арестованные. Говорят об убийстве Терещенко и Коновалова. Из уст в уста переходят всевозможные варианты об убийстве Туманова: Туманова будто бы схватили на Невском, потащили в кексгольмски казармы, потом явилась толпа матросов, выволокла его на улицу, подняла на штыки и утопила в Мойке. Сообщают об истязаниях, учиненных над сдавшимися юнкерами. Их будто бы раздели донага, разстреляли и долго волочили их трупы по земле. Чья-то садическая фантазия усиленно работает над созданием этих омерзительных вымыслов и с наслаждением муссирует каждую гнусную подробность. И эта настойчивая, привязчивая, безпощадная работа приносит свои пышные плоды. Открытая ненависть к большевикам и жесткие приговоры несутся из рядов вчерашних друзей.
   Все это оскорбительно до последней степени. И в то же время собственная мысль безпрестанно колеблется между отрицанием этих слухов и их полным признанием. Дикое поведение победителей, закрытие газет (сегодня вышли только «Новая Жизнь» и «Правда»), беззастенчивые расправы с противниками зарождают невольное сомнение, по какому же ведомству должны быть зачислены коммунары из Смольного?.. Каждую минуту душа против воли наполняется и всасывает новые свирепые слухи. А память услужливо подсказывает старинные выводы психологов: жестоки все честолюбцы, фанатики, узкие натуры, эгоисты и абстрактные доктринеры. Кажется, чего-чего, а доктринеров-фанатиков и узколобых упрямцев в рядах большевистской партии более, чем достаточно. И если выводы психологии правильны, то судьба русской революции является таинственно предопределенной: она будет измята и втоптана в грязь зодчими ленинского социализма.
   Захожу в «Асторию». Эта гостиница пользуется репутацией шикарного клуба, где за чашкой кофе собираются не только представители привилегированного петроградского офицерства, но также члены французской и английской военной миссий. Подсаживаюсь к столику, занятому флотскими офицерами. Разговор идет об «Авроре». И все на ту же тему: об издевательствах, которым подверглись офицеры на крейсере во время ареста. Старый моряк в каком-то высоком чине говорит с дрожью в голосе:( Read more... )