[personal profile] aznevtelen
Дебогорий-Мокриевич В.К. Политическая свобода в революционных программах. // Свободная Россия. Женева, 1889. №1, с. 2-5.

{с. 2}
   Развитие наших революционных кружков в начале 70-х годов носило односторонний характер: мы изучали социалистические теории, знакомились с социалистическим движением на Западе, разсуждали и спорили о применении социализма на русской почве; но политические учреждения передовых стран нас не интересовали. Французская республика, английская ограниченная монархия, швейцарская федерация — все это были для нас «буржуазные» государства, не имевшие, как тогда казалось, никакого отношения к социализму, и у которых поэтому нам, русским социалистам, нечему было учиться. К своим русским общественным течениям с политическою окраскою мы относились даже враждебно, называя их попросту «буржуазными конституционными вожделениями». Я не буду останавливаться на постепенной переработке социально-экономических идей и программ 70-х годов и ограничусь указанием на одну характерную черту, именно: до самого конца 77 г. в понятиях о «свободе» мы не сделали ни одного шага вперед и, так сказать, замерзли на отрицании политической свободы, продолжая лелеять мечты об «анархической воле».
   Между тем «народохождение», которым увлекались мы, в положительном отношении дало весьма ничтожные результаты. Мы пропагандировали и среди крестьян, и среди рабочих; занимались в артелях; ходили на фабрики... Пытались делать стачки... Пробовали даже бунтовать... Главнейшим последствием всех этих попыток оказывались тюрьмы и политические процессы.
   После этого среди «народников» образовались два течения: одни продолжали стоять за пропаганду социализма, другие, более революционного темперамента, обратили свои силы непосредственно на борьбу с правительством. Вопрос политической свободы сам собою выдвигался на очередь. В 78 и первой половине 79 г. произошло более десятка вооруженных сопротивлений при арестах; но что же это было, как не мужественная защита основного права {с. 3} человека: неприкосновенности лица и домашнего очага? — Однако полное незнакомство с политическими вопросами, вследствие отрицательного отношения к ним раньше, привело революционеров в последующем ходе движения к крупным ошибкам.
   В половине 79 г. организовалась «Народная Воля». Борьба с самодержавным правительством приняла, с одной стороны, более систематический характер, но с другой — иллюзии, оставшиеся по наследству от «народничества», и в связи с ними враждебное противопоставление революционеров обществу повредили делу. Вопреки всем неудачам, какие нас постигли в период пропаганды и народохождения, вера в то, будто русский народ проникнут социалистическими идеалами, продолжала существовать у народовольцев; эта вера была так сильна, что, по их мнению, русское собрание народных представителей, избранное всеобщею подачею голосов, должно было оказаться неизбежно социалистическим. Находясь, как вне народа, так равно и вне общества, и представляя из себя замкнутую организацию, народовольцы поставили своею целью переворот политический и социальный одновременно и логически должны были додуматься до «захвата власти». Но подобная программа (мы не говорим уже о социализме, а берем только ея политическую сторону) не могла найти сочувствия в наших оппозиционных, общественных течениях, по преимуществу земских и областных, а следовательно децентралистических и ни в каком случае не якобинских. Получилось печальное раздвоение сил: революционное и земско-либеральное движение — оба пошли своим путем, и вместо единодушной борьбы с общим врагом установилась рознь, послужившая лишь к выгоде правительства.
   К 82-му году организация Народной Воли была разбита правительством. Единственное положительное наследство от десятилетнего революционного опыта, переданное поколению 80-х годов, было сознание необходимости борьбы за политическую свободу. После анархического тумана — это был громадный шаг вперед; но ряд неблагоприятных обстоятельств чрезвычайно затруднил дальнейший ход движения. Народовольческая организация была разбита правительством наголову; дело приходилось начинать заново, притом людям молодым, мало опытным и часто даже незнакомым с историей нашего революционного движения. Старые народовольцы начали с критики народничества; сами бывшие народники, они понимали, если не все слабые стороны своей прежней программы, то по крайней мере некоторые. Не смотря на массовые высылки, процессы и виселицы, самое большое количество которых выпадает на 79-й год, правительству не удалось задушить тогда движения: уцелевшие революционеры организовались в «Исполнительный Комитет», и движение продолжалось под новым знаменем. Ничего подобного не повторилось в 80-х годах. Молодым революционерам этого времени значительно труднее было ориентироваться в прошлом и отделить правду от ошибок; недавнее прошлое — покрытое славою — слепило глаза; о серьезной критике не могло быть и речи: старый Исполнительный Комитет являлся для молодежи авторитетом. Начался ряд неудачных попыток к возстановлению «Народной Воли», и из года в год потянулся нескончаемый ряд жертв, ссылаемых по большей части административным порядком в Сибирь и другие окраины России. Эти неудачи приписывались полицейским условиям и собственной неорганизованности, что уже само по себе препятствовало применению строгой критики к самым принципам «Народной Воли». Вся энергия и все умственные силы шли на практическую борьбу и на технику дела, а не на принципиальную переработку программ. Организация какой-нибудь подпольной типографии, вопрос о том — откуда достать шрифты и как укрыть их от глаз полиции, часто занимал умы более вопросов принципиальных, а между тем полиция скоро раскрывала конспирации, и люди гибли, не оставляя после себя никаких глубоких следов. Если бы хоть одной группе удалось просуществовать сколько-нибудь продолжительное время, то, по всему вероятию, ея члены разобрались бы, наконец, как в ошибках предшественников, так и в своих собственных; но силы гибли при самом начале попыток. Жизнь очень грубый учитель и требует массы жертв. И действительно, неудачи, являвшиеся результатом безсилия, прежде всего подорвали веру в старую народовольческую иллюзию «захвата власти», о которой смешно было уже в 80-х годах и мечтать, а не только ставить ее в программу. Вместе с тем пала и логически связанная с «захватом власти» надежда реогранизовать Россию на социалистических началах в ближайшем будущем. В конце 85 г. в передовой статье 11 и 12 № «Народной Воли» говорится следующее: «Нападки социалистов на западно-европейские конституционные учреждения и проповедь всемирной социальной революции — была одною из важнейших причин, почему вопрос о политической свободе стыдливо игнорировался в надежде непосредственною пропагандою в народе добиться социального и политического переворота одновременно. Жизнь разбила эту надежду самым безпощадным образом».
   Не останавливаясь в частности на исторических ошибках в которые впал автор этой статьи, т.к. «Народная Воля» конца 70-х и начала 80-х, поставившая своею целью именно одновременный переворот политический и социальный, вовсе не проповедывала всемирной социальной революции и вовсе не игнорировала вопрос о политической свободе,— тем не менее в общем мы находим мысль верною; и если бы автор развил эту мысль последовательно до конца, то, вероятно, пришел бы к правильным выводам. Но народнические соображения на ту тему, что в России все классы слабы, кроме крестьян и рабочих, и что поэтому у нас не может быть, да на самом деле и «нет партии, которая воспользовалась бы переворотом для своих эгоистических целей»,— привели автора к противоречивому заключению, что ближайшее будущее в России принадлежит народу, который, конечно, и не замедлит, сделавшись «самодержавным», уничтожить эксплуатацию труда. Таким образом, в окончательном выводе получалось то самое, с отрицания чего автор начал: именно, что политический переворот окажется в России вместе с тем и социалистическим.
   Вопросу о политической свободе у нас, как говорится, не повезло. В начале движения ему совершенно не давали места, потом — хотя жизнь и принудила считаться с ним — он ни разу не ставился у нас правильно. Даже ревностные защитники политической свободы, доказывая необходимость ея, обыкновенно прибегали к тому соображению, что она нужна для социализма и социалистов. Как бы ни было справедливо подобное мнение, нельзя однако не заметить, что этот прием защиты, благодаря своей односторонности, очень часто служил к затемнению вопроса. Желание, так сказать, подрумянить значение политической свободы привело, как нам кажется, и автора передовой статьи 11 и 12 № «Народной Воли» к противоречиям. Раз и навсегда необходимо признать ту истину, что свобода сама по себе есть благо. Она вовсе не нуждается ни в румянах, ни в прикрасах. Установится социализм или нет, но если только правительство {с. 4} будет лишено возможности делать ночные обыски, арестовывать и ссылать людей административным порядком — и это уже само по себе будет благом. Станем ли мы в будущем пропагандировать социализм или нет, но свобода слова, печати, сходок сама по себе есть благо. Что бы я ни пропагандировал — безпоповскую ересь или коммунизм,— это мое дело, и я только хочу, чтобы мне никто не мог препятствовать в этом. Неужели же стремление к приобретению подобных прав нуждается еще в каких-нибудь посторонних подкреплениях?
   Составители 11 и 12 № «Народной Воли», вероятно, и сами заметили бы свои противоречия, но, арестованные вскоре после выхода №, они не успели довести до конца дела критики. С 86-го года опять наступила глухая борьба, продолжающаяся и по настоящую пору, смысл которой с трудом улавливается людьми, стоящими сколько-нибудь в стороне. Все знают, что время от времени производятся во всей России аресты; знают, что ежегодно сотни лиц ссылаются этапным порядком в Сибирь... За что? За попытки к борьбе во имя невыясненных требований... Цельной же, сколько-нибудь выработанной программы революционное движение не имеет. Да это и не удивительно: ни сходок, ни подпольных органов, при помощи которых люди могли бы хоть некоторое время обмениваться своими взглядами... Вчера зародившаяся группа — сегодня уже погибает... В довершение ко всему, упразднена даже та небольшая гласность, какою страна пользовалась раньше: в 70-х годах по одним газетных отчетам о процессах можно было довольно безошибочно судить о размерах и характере движения; ныне — все дела оканчиваются судами при закрытых дверях, либо административным порядком, и в печать проникают только одне отрывочные сведения. Россия сделалась похожею на завязанный мешок, внутри которого совершаются самые потрясающие трагедии, мало кому известные.
   Итак, бросая общий взгляд на историю нашего революционного движения, я позволю себе охарактеризовать его следующими словами: тогда как в начале 70-х годов пропаганда социализма была основным пунктом революционных программ и после того из года в год постепенно ослабевает и отодвигается на второй план,— вопрос политической свободы, к которому в начале относились отрицательно, к 78-му г. выдвинулся практически, к 79 г. признан был принципиально и с той поры поглощает почти все революционные силы. Вследствие невыясненности вопроса, борьба за политическую свободу приняла частный характер, свелась почти исключительно к борьбе за личные права, и в этом виде она продолжается до самой последней минуты. В тюрьмах и на этапах борьба эта становится открытой и доходит иногда до кровавых расправ.
   Прошло более десяти лет, как совершился поворот в политике, и между тем революционеры до сих пор не разобрались в этом вопросе; внутри России, благодаря полицейским условиям, это оказывалось делом невозможным, но нашей заграничной революционной прессе, повидимому, ничто не препятствовало; тем не менее и здесь в этом отношении сделано было крайне мало. Вместо того, чтобы принять вопрос политический за исходную точку, как при оценке прошлого движения, так равно и для выработки будущих программ,— наши революционные писатели устремили свое внимание, главным образом, опять на социалистические теории. Одни принялись отстаивать старую народовольческую программу, другие — народничеству и народовольчеству противопоставили марксизм. По вопросу о русской крестьянской общине поднялась жаркая полемика... можно было бы подумать, что от исхода этой полемики зависела будущность России. Неудачи пропагандистов 70-х годов стали объяснять ненаучностью их социалистических теорий, забывая, или даже быть может просто не понимая того, что неудачи эти явились результатом не тех или других социалистических теорий, а вследствие ошибочной постановки всего дела: ибо там, где нет свободы слова и печати, не может быть широкой пропаганды социализма.
   Правда, еще в 1883 году появилась брошюра: «Социализм и Политическая борьба», в которой автор, социал-демократ, касается политического вопроса и предлагает социалистам на будущее время выставить такую программу, которая «не пугая никого далеким пока красным призраком» (т.е. социальной революцией) «вызывала бы к нашей революционной партии сочувствие всех не принадлежащих к систематическим противникам демократии» и под которой «вместе с социалистами могли бы подписаться очень многие представители нашего либерализма». Но этим дело и кончается. Сами социал-демократы такой программы не выставили, а в последующих своих брошюрах и статьях они ни разу более не возвращались к этому вопросу. Сделавши для себя фетиша из фабричного рабочего, они, подобно старым народникам, подводившим все свои теории к мужику, из всех сил стараются достигнуть того же по отношению к рабочему. Политическая свобода нужна, по их мнению, для того, чтобы получить возможность организовывать рабочую партию,— но, с другой стороны, и эту самую свободу можно завоевать только при помощи рабочей же партии. В виду этого они предлагают революционерам заняться пропагандою, чтобы «возбудить в рабочем классе симпатии к свободным политическим учреждениям». «Другого пути нет — и быть не может», так как «политическая свобода будет завоевана рабочим классом, либо ее совсем не будет», говорят они в сборнике «Социал-Демократ», вышедшем в 88 г. Если принять во внимание, что наши социал-демократы не признают возможным для России «перескочить через классовый парламентаризм», т.е., выражаясь более простым языком, от ближайшего будущего они ждут конституции, а вовсе не социализма, то в итоге получается заколдованный круг. В самом деле: ожидание конституции, а не социализма, указывает на различие во взглядах социал-демократов и народовольцев на наше общество. Народовольцы утверждали, что в России все классы слабы кроме народа, и поэтому надеялись на осуществление социалистического строя в ближайшем будущем, находя, вероятно, что в России «класс буржуазии», или, по нашему, общество, все-таки {с. 5} окажется значительно сильнее «рабочего класса», даже при том условии, когда этот последний будет обладать серьезным развитием. Но в таком случае не проще ли и не логичнее ли в настоящую минуту писать, говорить и обращаться к «классу», уже заинтересованному в политической свободе и более сильному, чем к слабому «классу», да к тому же еще непонимающему пользы свободных политических учреждений?... Подумайте только, какая сизифова работа — «возбуждать симпатии» к непонятным учреждениям среди людей неграмотных, неразвитых, и, вдобавок, при современных полицейских порядках?..
   Вся эта неясность в понятиях, как нам кажется, произошла у социал-демократов вследствие их желания пристегнуть к делам «рабочий класс»; навязать его революционерам во что бы то ни стало даже там, где менее всего может быть он пригоден. Конечно, и на наш взгляд следует привлекать к делу из крестьян и рабочих отдельные развитые личности, понимающие преимущества свободных политических учреждений, но подобных лиц так мало, они составляют такое редкое явление в России, что смешно на этом теперь строить программу. Сколько бы не говорили бы нам и не доказывали, что наше общество вяло, трусливо, слабо и т.п., тем не менее надо признать, что вне общества нет элементов, способных поддержать революционеров в борьбе за свободу. Чем скорее сознает эту истину русская революционная молодежь — тем будет лучше: пора забыть враждебное деление на нас-социалистов и на буржуа-либералов. И когда те сотни людей, что теперь из года в год ссылаются в Сибирь, пойдут в ту же ссылку во имя ясно поставленной политической программы, более или менее общей для всех недовольных нынешним режимом,— тогда это уже не будет борьбою нигилистов, а борьбою общерусской оппозиции с самодержавным правительством — и только тогда можно будет надеяться на какой-нибудь успех.
This account has disabled anonymous posting.
If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

Profile

aznevtelen

March 2025

M T W T F S S
      12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31      

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated 11/06/2025 14:52
Powered by Dreamwidth Studios