aznevtelen | Семенов-Коган о Рачковском (Reply)

Семенов Е.П. (Коган С.М.). Контр-революция 1905 г. и внешняя политика. // Свобода — в борьбе. Пг., 1917. №1 (апр.), с. 2-4.

{с. 2}

I. П.И. Рачковский.

   Фигура Рачковского стоит несомненно в центре не только контр-революции 1905 г., но и всей реакции этого периода. Азеф и азефовщина — его детище, Трепов без него ничего не предпринимает. Он — душа Московского разгрома: его туда послал Дурново. Утгоф ему пишет отчеты о борьбе с революцией в Варшаве. Булыгин с ним советуется. Графа Грохольского, намеревающегося издавать «консервативный орган» в юго-западном крае для борьбы с революцией, направляют к нему. Идея о еврейских погромах en grand дело его сатанинского замысла. Охрана «высочайших особ» в его ведении. Князь Вяземский и другие алчущие повышений, лучших назначений во всех ведомствах, забрасывают его письмами, полными «уважения и преданности». Ему докладывают о передвижениях и перемещениях членов царской семьи. Он обо всем знает, во все входит. Даже «знатные иностранцы» спешат к нему на поклон, кроме, впрочем, англичан, которых он не любит, предпочитая добрый, «надежный» для режима союз с Германией.
   Его деятельность не ограничивается, впрочем, одной только внутренней политикою. Как истинный представитель и, как иные его называли, «черный ангел-хранитель» царского режима, он, долго живший и действовавший заграницею, где у него в Германии, Франции, Италии, Австрии создались прочные связи, становится центральным лицом и в заграничной политике. Правительства с ним считаются. К нему обращаются не только с ходатайствами о награждениях орденами, но и по всем важным вопросам международной политики, одной из главных русских пружин он является. В известных случаях он ее и направляет из-за кулис. Имеющийся заграницею в распоряжении редакции материал о Рачковском позволяет нам представить документальные доказательства тому, что мы выше сказали.
   Сегодня мы приводим только одно письмо, подтверждающее центральную, хотя и закулисную роль Рачковского в приискании средств для упрочения — в тот психологический момент — царизма и реакции. Как известно, деньги тогда можно было находить только во Франции. Это письмо принадлежит перу одного из агентов Рачковского, известного тогда в Париже владельца художественной и аристократической фотографии (близ Елисейских Полей), Матушевского, по происхождению не русского, что и видно из стиля и сомнительной грамотности письма. Рачковский выбирал людей для своих надобностей, не считаясь с их происхождением, образовательным цензом и т.п. Среди его агентов мы увидим ниже и политических деятелей всех рангов, и журналистов, и дипломатов в роде Е.Н. Шелькинга и мн. др.
   Прежде, чем привести письмо Матушевского, мы должны сказать несколько слов об отношении {с. 3} французского общества и народа к союзу с царизмом. Откровенный Матушевский в интимном письме к Рачковскому признает без обиняков, что «французский народ враждебно относится к альянсу». Что касается общества, то лучшие органы республиканской печати и все социалистические органы не пропускали случая, чтобы пригвождать царское правительство и его слуг к позорному столбу. Нигде так, как во Франции, не протестовали против разных преступлений прошлого режима. Если не считать литературной группы «Free Russia» в Англии, то именно во Франции образовалось первое демократическое «Общество Друзей Русского Народа», которое агитировало против царизма и устраивало по всей стране митинги протеста против царистской реакции, против разстрела рабочего люда «9 Января», против еврейских погромов, против беззаконий в Финляндии, против армянской резни и экспроприаций Плеве и т.д. и т.д. Только космополитические банкиры, реакционные партии, мечтавшие о реставрации монархии во Франции, да продажные души из буржуазных честолюбцев, делавших карьеру на «альянсе», были сторонниками «за страх и за совесть» царизма. Недаром падение последнего вызвало у героического французского народа столь сильный вздох облегчения.
   Вот письмо г. Матушевского:

Париж, 4/II 1905 года.

Многоуважаемый
Петр Иванович.

   Только важность дела заставила меня Вас побезпокоить и надеюсь, что это Вы благоволите мне простить и с вниманием изволите прочесть следующие строки и не откажете ответом по телеграфу «да» или «нет», «да» будет значит, что дело возможно и Вы со мной, хотя отчасти, согласны, если «нет», больше не о чем и говорить.
   До моего дошло сведения, что дело займа очень скомпрометировано, ибо ставит нынешний кабинет в очень неловкое положение: во-1) отказ России нежелателен здешним правительством, а согласие официальное на этот заем считают в данный момент невозможным; причин, я думаю, не надо Вам объяснять. Вы хорошо знаете сами таковые, как и последствия, если здесь будут принуждены отказать в деньгах, что очень возможно.
   Председатель Crédit Lyonnais, Жермен, 3-го дня умер, а он стоял во главе займа. Условия этого займа не были в окончательном виде обработаны ни Министром Финансов Коковцевым, ни здешней группой: все, что делалось с обеих сторон было предварительной, подготовительной работой, которая имела бы санкцию, если бы не 9/22 января и следующие дни, эти несчастия затормозили все, в особенности здешние взгляды переменились, и много уйдет времени, пока все вернется к этому положению, какое было, а еще вопрос очень серьезный, вернется-ли то, что было.
   Думаю, что если бы Коковцев принял Трокара с письмом от Боисвена *), то дело могло бы уладиться, конечно, только при Вашей активной помощи, вот каков план.
   Рувиер **) был бы рад, чтобы заем состоялся, хотя бы отчасти французскими деньгами, но не во Франции, негласно он лично и здешнее правительство помогло бы этому делу, но гласно они, надо думать, попросят обождать, мотивируя, что не момент для займа. Одним словом, отказ будет форменный, ибо он уже боялся народного мнения по причине, между прочим, и речи Делькассэ, не

   *) Финансисты.
   **) Рувье — финансист, был несколько раз министром финансов, а затем и премьером.

{с. 4}
говоря уже и о существующем, довольно враждебном, взгляде здешнего народа на альянс вообще. Этакое положение вещей может компрометировать дело, в виду чего наша группа, как группа Голландская, став во главе займа, устроит его легко, и так устроится, что французские банки потребуют от голландцев взять участие в деле, и в таком разе, французское правительство, официально — не причем и дело пойдет на лад. Тут, конечно, потребуется Вашей работы с Делькассэ и другими, за что они Вам будут благодарны, потому что Вы их вытянете из затруднительного положения и дело не придет до крайности. И на этот раз поймет и господин Коковцев, что его по-настоящему выручили Вы, а если он бы Вас послушался, то деньги у него лежали еще с Июля месяца прошлого года и я был бы вознагражден за мое разорение, благодаря ему и его обещаниям, через которые не смотрел за моим делом в продолжении 9 месяцев, что и повело к продаже моего дома почти задаром, иначе его с молотка продали бы и опозорили бы меня на весь век.
   Сообразите, дорогой Петр Иванович, все, что здесь говорю, возьмите на Ваш ум, что пишу и что сами знаете и как разсудите, не откажите в ответе, мы здесь работаем и Ваш ответ найдет нас совершенно приготовленными.
   В надежде на Ваше всегда благосклонное участие ко мне, прошу принять уверение в глубочайшем почтении и преданности к Вам
Ваш Матушевский.

   Дело с займом, благодаря разгрому революции, наладилось. Воздействия Рачковского на Делькассэ, особенно Рувье и др., увенчалось успехом. Рувье, сторонник соглашения с Германией, наладил и подготовил заем, который прошел «блестяще» уже в 1906 г., при новом кабинете Ж. Клемансо, в котором министром финансов был нынешний президент Республики, Раймон Пуанкаре. Клемансо и Пуанкаре ничего уже не могли сделать против банкиров. Пуанкаре по рекомендательному письму, полученному мною от Анатоля Франса для видных членов кадетской партии, принял последних. На их замечание, что этот заем даст средства царскому правительству для борьбы с освободительным движением, г. Пуанкаре ответил, что заем — увы! — всецело подготовлен прежним кабинетом Рувье, что уже поздно и новый кабинет и по закону, к сожалению, ничего уже предпринять не может.
   Принятые, по рекомендации покойного Пьера Кильяра, самим премьером Жоржем Клемансо, те же видные кадеты получили от него лишь подтверждение сказанного министром финансов. От себя Клемансо лишь добавил, что французское правительство имеет дело с союзной Россиией, в лице — увы! — ея официального правительства и не видит перед собою других сил, представляющих великую страну. Если бы таковые появились, то тогда можно было бы «поговорить».
   — А вы, спросил он в заключение собеседников, согласились бы выступить официально против займа от имени вашей партии? Собеседники отказались выступить официально от имени партии, которая, во время начавшейся, затем, по этому поводу полемики в русской печати, действительно дезавуировала попытку своих сочленов помешать займу 1906 г.
   Так из этой попытки ничего и не вышло.

Семенов Е.П. (Коган С.М.). Контр-революция 1905 г. и внешняя политика. (Продолжение) // Свобода — в борьбе. Пг., 1917. №2, с. 6-7.

{с. 6}

II.

   Как я сказал выше, П.И. Рачковский играл видную роль и в делах, которые должны были находиться в ведении министра иностранных дел.
   Мы уже видели, как он занимался подготовкой займа 1906 г. Еще раньше известный агент русского правительства в Дании и Франции, в своей работе по истории Франко-Русского союза отметил уже закулисную роль Рачковского в заключении самого Франко-Русского союза. Сегодня мы приводим документ, показывающий, как Рачковский хлопотал, впрочем, безуспешно о превращении Франко-Русского союза в союза России, Франции с Германией.
   Идея о союзе с Германией принадлежала не Рачковскому первому и не одному ему. Союз с Германией был мечтой всех реакционных кругов России, как и придворных верхов, так и погромных «союзнических» низов. Особенно за союз с Германией стояла бывшая царица Алиса Федоровна, которая, как известно, никогда не пылала страстью к Франции и к французам. Известно, например, каких трудов стоило Николаю II уговорить ее принять президента Французской Республики Пуанкаре в последний его приезд в Россию, накануне мировой войны.
   Рачковский понимал необходимость и важность союза с Францией, который проник уже в сознание и всего русского народа, как незыблемое основание всей международной политики России. Приходилось принимать этот союз, как аксиому, как нечто неизменное и непременное. Оставалось поэтому искать путей и прибегать ко всяким знакомым Рачковскому окольным и подпольным средствам и интригам, чтобы ввести в двойственный союз и третьего, желательного и дорогого реакционерам партнера — Германию, что явилось бы своего рода перестраховкою царской России против всякой опасности от революции и прогресса.
   В помещаемом нами ниже письме одного из видных интеллигентных агентов Рачковского, Б. Юзефовича, интересном во многих отношениях, читатели найдут подтверждение вышесказанному, а равно и абсолютному противодействию идее Рачковского со стороны даже тех деятелей Франции, на которых Рачковский надеялся. Приводим целиком всю политическую часть письма г. Юзефовича. Вот она:

Париж, 7/20 октября 1905 года.

Многоуважаемый
Петр Иванович.

   Сегодня, узнав, что наконец Фердинанд Болгарский уехал, я отправился к Моллару, который принял меня очень любезно и, между прочим, обещал мне прислать одного молодого человека, {с. 7} бывшего секретарем при посольстве в Петербурге, очень любящего Россию, и который может мне пригодиться, но конечно не для руководства, а как человек хорошо знакомый с Парижем, его обычаями и людьми. Он может, вероятно, мне быть кое в чем полезен. Может быть его-то мне со временем порекомендуют как подручного, но этого вопроса я пока еще не возбуждал. Затем Моллар просил меня быть у него по возвращении из Испании и сообщил также, что Комбарье непременно хочет меня повидать до отъезда в Испанию. Последнее меня даже немного удивило, так как отъезд назначен на послезавтра, а записки от Комбарье о приеме у меня еще не было. Вернувшись домой я, однако-же, застал ее, и свидание он мне назначил сегодня между 6 и 7 часами. Я конечно был у него, просидел около часу и беседа была очень откровенная и назидательная. Во-первых, он мне дал письмо к редактору «Фигаро» — Кальмету, прося его оказать мне содействие и мотивируя просьбу тем, что сам он уезжает в испанию и сейчас помочь мне ничем не может. Затем он просил, по возвращении его из Испании, посетить его и дать отчет о результатах моего свидания с Кальметом. Затем мы с ним коснулись в разговоре разных предметов, касавшихся внутренней и внешней политики России и Франции. С обеих сторон разговор был откровенный, но когда я ему передал то, что Вы специально поручили мне ему передать относительно меня и моей посреднической роли, то он перешел на еще более дружественную ноту, причем кульминационным пунктом нашей беседы было его признание, высказанное самым решительным образом и с особым ударением, что: пока нынешнее правительство Франции (включая и президента) у власти, то не может быть никакой речи о тройственном союзе России, Франции и Германии. Нынешнее правительство не только дорожит союзом с Россией, но считает его единственной возможной политической комбинацией для России и Франции, обоюдно. Поэтому правительство все сделает не только для охранения, но и для укрепления этого союза; одного только он не примет ни в каком случае, это присоединения к этому союзу Германии. Он не входил в мотивировку этого вопроса, он ставил его, как нечто непреложное, как решение непоколебимое.
   Затем он мне сказал, что как Лубе, так и правительство Франции были огорчены тем, что Государь отвечая на поздравительную телеграмму Лубе по случаю заключения Портсмутского мира, ни словом не упомянул о том, что он благодарит президента, как представителя союзной нации. При этом он добавил, что Витте, почуяв как будто эту, вероятно невольную, обиду и даже не получив от Лубе ни одного слова приветствия по случаю заключенного мира, сам по собственному почину прислал по этому поводу президенту телеграмму, несколько раз упомянув в ней о союзе обеих наций. Телеграмма эта очень здесь понравилась, им очень хотелось ее напечатать, но они на это не решились по соображениям дипломатического этикета, но очень были рады, когда оказалось, что сам Витте опубликовал ее в Американских газетах, откуда телеграф разнес текст ее по всему свету. Комберье уверяет, что если-бы в телеграмме Государя было добавлено три слова т.е. что Государь благодарит Лубе как представителя союзной нации, то это их вполне удовлетворило бы.
   Во то, что было самое существенное в нашей беседе. Затем Комбарье просил меня очень Вам кланяться, а также супруге Вашей.

Чтобы читатели могли понять серьезность попытки Рачковского, а равно степень влияния его друзей и корреспондентов в Париже, заметим, что гг. Моллар и Комбарье занимали при президенте Французской Республики посты, соответствующие постам бывшего министра двора и начальника канцелярии по принятию прошений на имя царя.

Семенов Е.П. (Коган С.М.). Контр-революция 1905 г. и внешняя политика. (Окончание) // Свобода — в борьбе. Пг., 1917. №3, с. 6-7.

{с. 6}

III.

Вот какие донесения делал генерал Трепов П.И. Рачковскому, дававшему своим агентам разные дипломатико-полицейские миссии заграницею и внутри страны:

«СПРАВКА».

   «Наблюдением за Английским морским атташе в С. Петербурге капитаном Кальторпом в конце прошлого года было установлено, что его посещает чиновник особых поручений при Министре Иностранных Дел, Камергер Высочайшего Двора, статский советник Николай Александров Комаров, в виду сего за последним также было учреждено наружное наблюдение, причем выяснено, что названный Комров посещает как Кальторпа, так и Английское Посольство, и приезжающих в столицу англичан и находится в крайне стесненном материальном положении, будучи должен в некоторые магазины, за карету, квартиру, портному, прислуге. (Между прочим из мясной лавки в Окружной Суд был предъявлен к Комарову иск на сумму 400 рублей, должных им за забранные продукты). Временами у Комарова появлялись деньги, и тогда он удовлетворял денежные требования мелких кредиторов, разъезжал в карете по магазинам, посещал лучшие рестораны, при этом было замечено, что появление денег у Комарова совпадало как раз с посещением им Английского Посольства, Кальторпа, или других англичан».
   «По докладу об этом бывшему Директору Департамента Полиции, Действительный Статский Советник Лопухин переговаривал о Комарове с Товарищем Министра Иностранных Дел, князем Оболенским, который предполагал обратить со своей стороны внимание на деятельность названного лица».
   «Прекращенное в начале февраля сего года за Комаровым наблюдением было возобновлено в конце минувшего Июля, причем оказалось, что он по-прежнему посещает Английское Посольства и находится в крайне стесненном материальном положении; так, 27-го Июля Комаров зашел в частный ломбард в д. №56 по Невскому пр., снял с себя пальто и заложил его, а на другой день заложил цепочку от часов».
   По агентурным сведениям, Комаров предполагает выехать за границу и им заказаны ящики для упаковки вещей».— 1 августа 1905 года.
   К этой «справке» рукою Трепова сделана след. приписка:
   «Я того мнения, что об этом на словах П.И. Рачковский должен сообщить Дир. Деп. М.И.Д., ведающему личным составом.— 3 авг. 905».

К нему обращается и генерал Мосолов из Министерства двора со следующим письмом:

Многоуважаемый
Петр Иванович,

   Алымов*), угрожавший скандалом Барону Фредериксу, вернулся в Петербург, желательно было бы учредить за ним наблюдение если возможно, сделайте это.
   Что присланную Вами телеграмму Вы передали по назначению?
   Прилагаю письмо по варшавским делам, если возможно помогите в этом деле, если считаете его справдливым. Не найдете ли возможность завтра между 11 и 1 ч. дня протелефонировать мне по № 5047, 220-47, после часу еду в Петергоф.

Искренно Преданный
А. Мосолов.

   7/VII 1906.
   *) Кажется остановился в Северной гостинице.
{с. 7}
   Ему пишет и Министерство Внутренних Дел:

Правитель Канцелярии
Министра
Внутренних Дел.

Глубокоуважаемый
Петр Иванович.

   Позвольте препроводить на Ваше внимание копию письма одно из участников бывшего 6—8 июля с.г. в Москве съезда земских и городских деятелей, заключающую в себе чрезвычайно интересные и крайне поучительные для будущего подробности об этом собрании. Характерно, между прочим, то, что оказывается у известной партии нет в сущности готового плана, как его не имеется увы и у Правительства. Покорнейшая просьба моя в том, чтобы Вы познакомили Д.Ф. Трепова с этим письмом — много в нем дельных замечаний. Для личного сведения Вашего обязуюсь сообщить, что письмо написано председателем Белгородской уездной земской управы Говорухой-Отрок.
   Пользуюсь случаем, чтобы переслать Вам также письмо гр. В.К. Доррера относительно нежелательности упразднения жандармского поста в Белгороде (в виду предполагаемого перехода пом. губ. жан. упр. Курской губ. в г. Курск).
   Позволяю себе препроводить это письмо на благосклонное внимание Ваше.
   Примите уверение в искреннем моем уважении и преданности Д. Любимов.
   3 сентября 1905.
   Очень просил бы, по миновании надобности, возвратить мне письмо Говорухи-Отрока.
   С письмом Говорухи я познакомлю также А.Г. Булыгина; письмо это заслуживает особого внимания.

Но в то же время — и еще долгие годы П.И.Р. следит «за Европою», откуда уже в 1910 г. небезызвестный дипломат и сотрудник «Руси» и «Биржевых Ведомостей» ему пишет:

Париж. 5 апреля.

Дорогой Петр Иванович.

   Зная Вашу к нам дружбу, не могу не поделиться с Вами о том, что со мною делается.
   Прежде всего, от С. ни слова, то же и из М-ва Ин. Д. Обещанных сведений — ни-ни. Вот и работайте при подобных условиях. Печать начинает волноваться, уже попадаются articles не совсем нам благоприятные. У нас играют с огнем — ох, обожгутся.
   Далее, X. перестал меня печатать. Еще-бы, когда Мануйловы заведуют иностранными корреспондентами. А на днях букет: в его статье он ссылается на сведения, почерпнутые им из моих уже напечатанных корреспонденций. Неужели-же с этим молодцом сладу нет? Неужели-же он может безнаказанно делать всякие мерзости и притом мне, коим хотят пользоваться, в СПб? Это что-то непонятное?
   Или меня уже успели прошифровать.
   В-третьих, видел Захарова. Успел его предупредить обо всем и разсказать ему свое положение. Но он об интересующем меня вопросе не говорил. Положим — много мешали всякие народы. Назначил на пятницу новое свидание. Он теперь в Лондоне, хорошо-бы, если-бы Петр Иванович его прошпигнул. А то, или ничего не выйдет — не знаю, что делать. Я тяну, сколько могу, но уже начали лезть с ножем к горлу. Я отлагал до 1 Апр. нов. ст. Наступило оно — и полезли. Ведь для него ничего не стоит меня выручить и предложить какое-нибудь прилично оплаченное место. Вообще — положение совсем затруднительное: нельзя же жить на средства газеты да еще к тому-же без печатания. Жена шлет Вам сердечный привет. Мы никогда не забудем всех Ваших крупных услуг и Вашего искреннего участия.
   Обнимаю Вас Ваш душою Шелькинг.
   Жена поговаривает о продаже виллы: но я знаю, чего ей стоило-бы это решение... Черкните словечко хоть по телеграфу и не откажите поблагодарить Балинского.

До П.И. Рачковского тот же Шелькинг служил в Париже у Мануйлова, которого Плеве поставил там для наблюдения за печатью.