![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
aznevtelenПуришкевич и Жеденев на суде. // Биржевые Ведомости. Спб., 1912. №13302, 16 (29).12, с. 3.
В спб. окружном суде, при закрытых дверях, слушалось вчера дело редактора черносотенной газеты «Гроза» Щеглова и фактического руководителя этой газетой, небезызвестного Жеденева, обвинявшихся В.М. Пуришкевичем в клевете.
В одном из нумеров «Грозы» была напечатана статья, посвященная разбору одной из думских речей Пуришкевича, утверждавшая, что этот депутат, огласив с трибуны содержание социал-демократических прокламаций, допустил оскорбление Величества.
Дело это однажды уже было назначено к слушанию, но было отложено по заявлению свидетельницы Еленевой о болезни.
Свидетельница, по ея словам, была так серьезно больна, что не могла даже принять у себя на дому суд, когда общее присутствие его предполагало выехать на квартиру свидетельницы. Во вчерашнем заседании, однако, выяснилось, что Еленева в тот же день, когда отказалась принять суд, преспокойно уехала вместе с мужем в имение. Окружной суд оштрафовал ее на 100 рублей.
Жеденева суд приговорил к высшей мере наказания — к 8 месяцам тюрьмы, а Щеглова — к 2 месяцам.
К общественной совести. (Дело Пуришкевича). // Русское Знамя. Спб., 1912. №293, 30.12 (13.01), с. 1.
В «Грозе» напечатано следующее:
В виду получаемых ежедневно запросов и выражений тревожного удивления по делу моему с Пуришкевичем о клевете, с неудовольствием даже по адресу суда, приношу знакомым и незнакомым глубокую благодарность за сочувствие. Дело это представляется, в действительности, далеко не таким, каким оно кажется из телеграфных и газетных сообщений о приговоре суда, невольно взволновавшем искренних монархистов. Самый приговор суда и его суровость вполне понятны.
Кощунственно-дерзкая угроза по адресу Священной Особы Монарха Пуришкевичем действительно была произнесена и это на суде подтвердилось. Так как такое тяжкое преступление со стороны лица, пользующегося правительственным благоволением и лишь недавно удостоенного Монаршей милости, надлежало установить со всею точностью, дабы правительство могло по отношению Пуришкевича принять соответствующие меры, то окружный суд не ограничился показаниями свидетеля, слышавшего о преступлении Пуришкевича от ряда других лиц, но пожелал узнать о том непосредственно от свидетельницы, присутствующей при произнесении Пуришкевичем слов, так как другая свидетельница отозвалась лишь незапамятованием, но не отрицанием этого факта.
К сожалению, суд, постановивший выехать для допроса свидетельницы, в виду ея нездоровья, на ея квартиру, лишен был возможности убедиться в справедливости заметки в «Грозе» за внезапно ухудшившимся состоянием здоровья свидетельницы, которая была в тот же день увезена в свое имение на юго-западе России, почему повестка на суд 15 декабря не могла быть ей вручена.
Суду не удалось вызвать свидетельницу и вторично для допроса за проживанием ея в другом судебном округе и, естественно, гг. судьи были раздражены показавшимся им неуважительным к себе отношением со стороны монархистов.
Желая же показать всю важность установления с непреложностью факта произнесения действительным статским советником В. Пуришкевичем дерзновенно-кощунственных слов по адресу Священной Особы Монарха, суд приговорил редактора, лишь исполнившего свой верноподданический долг и присягу «о ущербе Его Величества интереса, вреда и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допускать тщатися»,— к двухмесячному заключению в тюрьме, а меня, как человека, на ком, он полагает, лежит нравственная ответственность за неявку свидетельницы, к 8 месяцам тюрьмы. Суд, видимо, надеется, что осуждение невинных лиц побудит свидетелей более строго отнестись к исполнению своего гражданского и нравственного долга.
Быть может, этот суровым приговор побудит свидетельницу явиться в суд в апелляционной инстанции, а другую подать заявление, что она ныне вспомнила о тех обстоятельствах, при которых Пуришкевич произнес дерзко-кощунственную фразу, о каковой она лично и мне, и другим, вместе с дочерью, разсказывала.
Прошу все газеты, для коих не безразлично, торжествует-ли преступление и осуждены-ли невинные, в интересах правосудия, настоящее письмо перепечатать.
Васильев-Северянин П. (Васильев П.В.). Пуришкевич—цареубийца. // Суд идет! Л., 1926. №24 (64), декабрь, стлб. 1481-1484.
Среди (...) архивных данных имеется дело о «государственном преступнике дворянине Владимире Митрофановиче Пуришкевиче, члене 4-й Государственной Думы», обвиненном ни более, ни менее, как в покушении на убийство царя.
Правда, означенное обвинение против В. Пуришкевича в 1912 году выставили газеты: «Гроза» и «Русское Знамя», и (...) оказалось, что «дыма без огня не было», и в том же 1912 году, когда Пуришкевич начал проводить свою монархическую оппозицию против некоторых мероприятий царских министров, иногда голосуя даже с октябристами, было возбуждено следствие о «террористических замыслах» бессарабского депутата (...)
Поводом к зачислению Пуришкевича в террористы было событие, изложенное в протоколе допроса судебного следователя 7-го участка Винницкого окружного суда от 17 января 1913 года. (...)
Правая печать дала Пуришкевичу кличку: «Азеф». Пуришкевич, в ответ на это, стал принимать, повидимому, тоже «свои меры». Об этом свидетельствует, например, письмо из архива известной черносотенной издательницы Елены Андреевны Полубояриновой, присланное ей Р. Еленевым (...)
Показания свидетелей противной стороны, делавшиеся в закрытом заседании, были против Пуришкевича.
Следствие велось вплоть до 1914 года, когда, с наступлением войны, дело это было направлено к прекращению. (...)
В спб. окружном суде, при закрытых дверях, слушалось вчера дело редактора черносотенной газеты «Гроза» Щеглова и фактического руководителя этой газетой, небезызвестного Жеденева, обвинявшихся В.М. Пуришкевичем в клевете.
В одном из нумеров «Грозы» была напечатана статья, посвященная разбору одной из думских речей Пуришкевича, утверждавшая, что этот депутат, огласив с трибуны содержание социал-демократических прокламаций, допустил оскорбление Величества.
Дело это однажды уже было назначено к слушанию, но было отложено по заявлению свидетельницы Еленевой о болезни.
Свидетельница, по ея словам, была так серьезно больна, что не могла даже принять у себя на дому суд, когда общее присутствие его предполагало выехать на квартиру свидетельницы. Во вчерашнем заседании, однако, выяснилось, что Еленева в тот же день, когда отказалась принять суд, преспокойно уехала вместе с мужем в имение. Окружной суд оштрафовал ее на 100 рублей.
Жеденева суд приговорил к высшей мере наказания — к 8 месяцам тюрьмы, а Щеглова — к 2 месяцам.
К общественной совести. (Дело Пуришкевича). // Русское Знамя. Спб., 1912. №293, 30.12 (13.01), с. 1.
В «Грозе» напечатано следующее:
В виду получаемых ежедневно запросов и выражений тревожного удивления по делу моему с Пуришкевичем о клевете, с неудовольствием даже по адресу суда, приношу знакомым и незнакомым глубокую благодарность за сочувствие. Дело это представляется, в действительности, далеко не таким, каким оно кажется из телеграфных и газетных сообщений о приговоре суда, невольно взволновавшем искренних монархистов. Самый приговор суда и его суровость вполне понятны.
Кощунственно-дерзкая угроза по адресу Священной Особы Монарха Пуришкевичем действительно была произнесена и это на суде подтвердилось. Так как такое тяжкое преступление со стороны лица, пользующегося правительственным благоволением и лишь недавно удостоенного Монаршей милости, надлежало установить со всею точностью, дабы правительство могло по отношению Пуришкевича принять соответствующие меры, то окружный суд не ограничился показаниями свидетеля, слышавшего о преступлении Пуришкевича от ряда других лиц, но пожелал узнать о том непосредственно от свидетельницы, присутствующей при произнесении Пуришкевичем слов, так как другая свидетельница отозвалась лишь незапамятованием, но не отрицанием этого факта.
К сожалению, суд, постановивший выехать для допроса свидетельницы, в виду ея нездоровья, на ея квартиру, лишен был возможности убедиться в справедливости заметки в «Грозе» за внезапно ухудшившимся состоянием здоровья свидетельницы, которая была в тот же день увезена в свое имение на юго-западе России, почему повестка на суд 15 декабря не могла быть ей вручена.
Суду не удалось вызвать свидетельницу и вторично для допроса за проживанием ея в другом судебном округе и, естественно, гг. судьи были раздражены показавшимся им неуважительным к себе отношением со стороны монархистов.
Желая же показать всю важность установления с непреложностью факта произнесения действительным статским советником В. Пуришкевичем дерзновенно-кощунственных слов по адресу Священной Особы Монарха, суд приговорил редактора, лишь исполнившего свой верноподданический долг и присягу «о ущербе Его Величества интереса, вреда и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допускать тщатися»,— к двухмесячному заключению в тюрьме, а меня, как человека, на ком, он полагает, лежит нравственная ответственность за неявку свидетельницы, к 8 месяцам тюрьмы. Суд, видимо, надеется, что осуждение невинных лиц побудит свидетелей более строго отнестись к исполнению своего гражданского и нравственного долга.
Быть может, этот суровым приговор побудит свидетельницу явиться в суд в апелляционной инстанции, а другую подать заявление, что она ныне вспомнила о тех обстоятельствах, при которых Пуришкевич произнес дерзко-кощунственную фразу, о каковой она лично и мне, и другим, вместе с дочерью, разсказывала.
Н. Жеденов.
Прошу все газеты, для коих не безразлично, торжествует-ли преступление и осуждены-ли невинные, в интересах правосудия, настоящее письмо перепечатать.
Васильев-Северянин П. (Васильев П.В.). Пуришкевич—цареубийца. // Суд идет! Л., 1926. №24 (64), декабрь, стлб. 1481-1484.
Среди (...) архивных данных имеется дело о «государственном преступнике дворянине Владимире Митрофановиче Пуришкевиче, члене 4-й Государственной Думы», обвиненном ни более, ни менее, как в покушении на убийство царя.
Правда, означенное обвинение против В. Пуришкевича в 1912 году выставили газеты: «Гроза» и «Русское Знамя», и (...) оказалось, что «дыма без огня не было», и в том же 1912 году, когда Пуришкевич начал проводить свою монархическую оппозицию против некоторых мероприятий царских министров, иногда голосуя даже с октябристами, было возбуждено следствие о «террористических замыслах» бессарабского депутата (...)
Поводом к зачислению Пуришкевича в террористы было событие, изложенное в протоколе допроса судебного следователя 7-го участка Винницкого окружного суда от 17 января 1913 года. (...)
(...)Протокол допроса.
1913 года, января 17 дня. Судебный Следователь Винницкого Окружного Суда 7 участка, Винницкого уезда, в г. Виннице, допрашивал нижепоименованную, в качестве свидетельницы, с соблюдением 443 ст. Устава Уголовного Судопроизводства, и она показала. Зовут меня Любовь Александровна Еленева, звание мое дворянка, исповедания православного, живу в с. Гущинцы, Калиновской волости, под судом и следствием не была.
Настоящее показание мое записываю собственноручно. В 1908 или 1909 году, точно не помню, Владимир Митрофанович Пуришкевич, придя однажды в квартиру, где я проживала с моею матерью, княгинею Анной Ивановной Абамелек, в моем присутствии, дерзко отозвался о Государе Императоре и произнес фразу, дословно возстановить которую я теперь, за давностью времени, не могу, но смысл которой был тот, что он, Пуришкевич, не сочтет за грех, если убить такого Государя. После такого возмутительного поступка г. Пуришкевича, составляющего к тому же оскорбление для нашего дома, В.М. Пуришкевич больше в нашем доме не принимался. О моем возмущении изложенной выходкой Пуришкевича я разсказывала многим лицам, причем я твердо помню, что некоторым из них, с которыми я говорила недолго спустя после названной выходки, я точно передавала, по свежей памяти, слова Пуришкевича. Названное заявление Пуришкевич было следствием разговора о каких-то правительственных мероприятиях, не нравившихся Пуришкевичу. Больше ничего по настоящему делу показать не могу. Любовь Еленева. И.д. Судебного Следователя (подпись).
Правая печать дала Пуришкевичу кличку: «Азеф». Пуришкевич, в ответ на это, стал принимать, повидимому, тоже «свои меры». Об этом свидетельствует, например, письмо из архива известной черносотенной издательницы Елены Андреевны Полубояриновой, присланное ей Р. Еленевым (...)
(...)
Многоуважаемая Елена Адриановна (Полубояринова).
Позволяю себе обратиться к Вам с большой просьбой. Ради Бога, убедите редакцию «Русского Знамени» не упоминать имени моей жены, а также, если возможно, и моего имени в связи с делом Жеденова и Пуришкевича.
Каждый раз, когда в «Грозе» или «Русском Знамени» упоминалось наше имя по поводу произнесенных Пуришкевичем гнусных слов, на мою жену нападало такое отчаяние, что мне за нее становилось страшно. Наша жизнь с женой сильно угнетается этим делом, так как Азеф-Пуришкевич двинул в ход все, чтобы отомстить нам за показания наши на суде и у следователя. Поэтому, исполнением моей покорной просьбы Вы предотвратите много горя для моей жены и много тяжелого в нашей семейной жизни.
Искренне преданный Вам и глубоко Вас уважающий Ваш покорный слугаР. Еленев.
16 декабря 1913 г. Смоленская губерния.
Показания свидетелей противной стороны, делавшиеся в закрытом заседании, были против Пуришкевича.
(...)
Показания свидетеля в Судебной Палате 5 февраля 1914 г.
— «Свидетель Николай Дунин-Борковский, что он подтверждает показание, данное им в Окружном Суде, и что о фразе, сказанной Пуришкевичем, слышал от Еленева и в редакции газеты «Гроза», безплатным сотрудником в которой он, свидетель, состоит, где и пишет под псевдонимом «Заноза»; газета эта издается на средства Жеденова. Свидетелю известно, что были в обществе такие люди, которые оправдывали Пуришкевича и говорили, что так и надо поступать, как он сказал».
Следствие велось вплоть до 1914 года, когда, с наступлением войны, дело это было направлено к прекращению. (...)
